Воспоминания Валентины Костенко, рожденной в 1937 году и хорошо помнящей годы военного лихолетья, проведенные в Шимозерье, записала ее правнучка, обучающаяся средней школы № 1 г. Вытегры Анна Гомонова.
С одной войны на другую
Мой отец Тимофей Ильин возвращался с финской войны домой, к нам, жене и четверым маленьким детям: Вите на тот момент было семь лет, мне – пять, Коле – четыре, Тоне – два. О начале Великой Отечественной войны узнал, не доехав до дома всего три километра. Его с дороги вернули на другой фронт. Пришлось семье жить и дальше без отца, без кормильца.
Сладость клевера
Мне постоянно хотелось есть. Чувство голода заставляло есть даже несъедобное: варили суп из папиного кожаного ремня, делали лепёшки из крапивы, клевера и какой-то сенной трухи, съедали картофельные корки. Самыми вкусными лакомствами были молодой клевер и какие-то белые корешки. А когда всё было съедено, и наступали поздняя осень и зима, мама Акулина Михайловна брала домашние вещи: свадебный костюм мужа, свои платья, платки, одеяла, домашнюю утварь и уходила в другие деревни. Там обменивала на еду. Так однажды маленькие, голодные, сидели без света, ждали маму. Выходить на улицу было строго запрещено из-за чужих людей и волков. Видели, как волки ходили у дверей и окон, выли. Мама обещала вернуться за три дня, но задержалась на неделю, потому что на реке пошел лед, и ей пришлось идти в обход. Мы, прижавшись друг другу на печке, проплакали все дни, думая, что маму съели волки… или мама подойдет к дому, а тут волк… Топили печь сеном, испекли и съели голенища у всех сапог. Когда мама вернулась, самая младшая Тонечка уже не могла радоваться, обессилела… Так и умерла с горячим яичком в руках.
Зловредная старушка
Однажды весной голод привел нас с Витей во двор одинокой бабки. Привлек запах еды. Бабка была очень жадной. Поэтому мы сначала заглянули в окошко. На печи стояли два чугунка: один – большой, второй – маленький. Маленький кипел, от него и шёл запах. Еле дождались, когда бабка выйдет из дому. Я стояла около избы, а Витя пробрался в избу. Крышку у большого чугунка открыл…, а оттуда – лягушки! От неожиданности крышку выронил, а лягушки по всей кухне прыгать стали. А тут бабка зашла. Давай нас ловить. Еле ноги унесли.
Осенью же она отыгралась. Зловредная была старушка. Чуть со свету не свела. А дело было так. Пошли ребята по домам просить, может, кто даст чего-нибудь съестного. Зашли и к ней. А она: «Есть мука, да в сарайке». И велела за ней идти. Пришли, бабка показала на мешок в углу, берите. Зашли глупые, а она дверь на замок закрыла и ушла. На улице минусовая температура, ноябрь, вместо пола – земля, одежонка не по сезону. В угол забились, обнялись. Сначала кричали, а потом притихли. Мама домой пришла, старших детей нет. Пошла искать по деревне. Была и у той бабки. А та сказала, что не видела, не знает. Ладно, добрые люди подсказали, что видали у нее во дворе. Сама проверила сарайку. Замок висит, кликнула, услышали, ответили. Выбрались еле живыми.
Учительницу волки съели
В школу ходили пешком пять километров в Шимозеро. Самошитые сумки заменяли портфели, ручек не было, только карандаши. Учебники давали только в школе. Учились, когда было светло и тепло: конец весны, лето и сентябрь. Зимой дома сидели. Волков развелось тьма, да и одежки теплой не было. Случай был, молодую учительницу волки съели. Она неделю в школе жила, а на выходные домой пошла в дальнюю деревню. По сумке ее только и узнали.
А в школу бегали еще из-за обедов: там всегда давали тарелку супа или яичко. Со слезами и с болью вспоминаю семью учителей. Всегда жалели их: утром, пройдя длинную дорогу, дети хотели есть. Учителя подсовывали нам сухарики, помогали, чем могли. Очень хорошими были людьми.
Картошка в самоваре
Воровать плохо, а вот подворовывать, чтоб детей спасти, приходилось. Соседи научили, пожалели нашу маму. Велели надеть широкие шаровары мужа с веревочками и напихать туда с десяток колхозных картофелин. А дома в самовар сунуть и там же варить. Так и сделала мама. И как нарочно, председатель зашел с проверкой. А в войну за колосок или картофелину расстрелять могли или надолго посадить. Зашел, смотрит: самовар кипит, пошарил по полкам, в закутках. Ничего не нашел. Засобирался уходить, а мама ему и говорит, мол, садитесь с нами чаю попить. На наше счастье ушел председатель. Было у другой женщины: на колхозном току насыпала зерна пясточку в сапог. Увидели, посадили на пять лет. Детишек, а было у нее их пятеро, по людям раздали.
Как цыплята, за зернышками
Мы с Витей по грибы или ягоды ходили. Маленькие, далеко в лес не пойдёшь, заблудишься. Вокруг поблизости всё уже давным-давно было собрано. Так мы, как бы в лес с корзинками, а сами к краю колхозного поля крались и зернышки, как цыплята, собирали: урожай-то уже был убран, а зернышки кое-где остались.
«Рассказывая всё это и даже показывая, как они на корточках у поля сидели и в ладошку собирали, не могла прабабушка слёз сдерживать», — написала Анна Гомонова.
