Оштинский рубеж. Часть 1.

История о подвиге юных бойцов-минеров, девушек и юношей 16–18 лет, которые ценой своей жизни разминировали поля в годы окончания Великой Отечественной войны и стали образцом самоотверженного труда, пронзает, восхищает и не оставляет равнодушным никого.

На территории существовавшего в то время Оштинского района бои продолжались почти тысячу дней и ночей. Каждый метр оштинского рубежа был начинен минами, невзорвавшимися бомбами и снарядами, фугасами и гранатами. Прибывшие на разминирование освобожденной от фашистов территории юноши и девушки, многие из которых впервые в жизни видели мины, за считанные дни освоили науку борьбы с «затаившейся смертью».

Уходя на поля строем за восемь-десять километров, молодые бойцы проверяли каждую пядь земли и брали повышенные обязательства по снятию мин. Среди них и бывшая сотрудница районной газеты Клавдия Логинова. На ее счету – 1370 снятых и обезвреженных взрывоопасных предметов.

Мин больше нет… И нет очевидцев тех событий… Но их героические дела не забыты. В год столетия районной газеты «Красное знамя» мы предлагаем вам ознакомиться с фрагментами воспоминаний нашего старшего товарища – участницы разминирования оштинских рубежей, командира отделения Клавдии Логиновой, в свое время награжденной значком «Отличный минер».

Клавдия Николаевна Логинова.

 

...Был один из ярких солнечных дней июля 1944 года. Юноши и девушки с рюкзаками, вещмешками заполнили просторный кабинет райфо старого здания райисполкома. Мне было поручено регистрировать их. Едем на разминирование полей Ошты! У каждого на руках мобилизационная повестка райисполкома, в которой сказано, что надлежит взять с собой постельное белье, кружку, ложку. Меня лично пригласили перед отъездом в Ошту в райком комсомола и сообщили, что формируется батальон минеров из числа комсомольцев и несоюзной молодежи и что я включена в состав батальона.

– Принимаю это как почетное задание Родины, – сказала я.

– Без ордена не возвращайтесь, – напутствовала меня секретарь райкома Анастасия Кузина.

Сколько нас отъезжало в тот день в Ошту, точно не помню. Но, наверное, не меньше 50 человек. Прощание с родителями было таким же волнующим и трогательным, как проводы ребят на фронт. Плакали родители, плакали сами мобилизованные, ибо ехали не на увеселительную прогулку, а на очень опасную работу, связанную с риском для жизни. В глубине души каждый из нас понимал, что не всем суждено вернуться домой живыми и невредимыми, но каждый надеялся на благополучный исход…

Нас погрузили на буксирный пароходик. Мы сидели на палубе, тесно прижавшись друг к другу, и молчали. Кое-кто продолжал вытирать непрошеные слезы. Ребята-матросы решили развеселить нас. Принесли из кубрика гармошку. Зазвучала мелодия песни «Вечер на рейде». Мы, не сговариваясь, запели. А потом не только пели, но и плясали. Это так свойственно молодежи: большинству из нас было восемнадцать лет, а иным – семнадцать и даже шестнадцать. Пароходик выгрузил нас в местечке Жабеницы, а оттуда до командного пункта 368-й стрелковой дивизии шли пешком. Наш нехитрый скарб везла лошадь. Командный пункт дивизии находился между Водлицей и Оштой, в пяти километрах от первого минного поля. Это по правую сторону от шоссе, если ехать из Вытегры.

Землянки раскинулись в могучем хвойном бору. Рядом с ними был ключ чистейшей родниковой воды. Узкие деревянные тротуарчики вели к штабу, столовой, клубу, бане. Здание штаба расположилось на берегу маленького озерка, куда мы каждое утро бегали умываться. Землянки были быстро обжиты, и началась наша учеба по 70-часовой программе минно-подрывного дела. Каждое утро из штаба выносили стол, раскладывали «бутафорию» – учебные мины и взрыватели, которые нам могли встретиться на минных полях.

Во время учебы мы познакомились с минерами, приехавшими из других деревень. Они присоединились к нам и тоже изучали минно-подрывное дело. Обучение вел начальник штаба Иван Карпов. На учебу ушло 10 дней. Потом был экзамен. Из тех, кто сдал экзамен на «отлично», были назначены командиры взводов и отделении. Я стала командиром отделения первого взвода Тамары Котовской. Второй взвод возглавила Клавдия Ушкова. Единственный взвод мальчиков опекал прибывший с фронта молодой лейтенант Командиров (имени его я не помню).

Десять дней учебы быстро пролетели, и настал первый день нашей работы на минном поле…

И вот мы стоим на шоссе со своими «орудиями производства» – щупами – у самой кромки минного поля, огражденного колючей проволокой с табличкой: «Осторожно: мины!»

А поле такое ровное, что трудно поверить, что под этой травой притаилась смерть.

Командиров, начальник штаба Карпов и начальник района разминирования Иван Бондаренко ушли искать ряды мин. И вдруг воздух всколыхнул огромной силы взрыв. Мы увидели, как над полем взметнулось чье-то тело. К нам вышли Карпов и Бондаренко. По их лицам мы поняли: подорвался Командиров. И вот санитары выносят на носилках лейтенанта. Лицо и руки обожжены взрывом мины до черноты. Он в шоке и молчит. Его увозят, а начальник штаба дает команду: командиры взводов и подразделений – на поле.

Первые мины в каждом ряду найдены, с них снят маскировочный слой. Котовской, Ушковой, мне и другим командирам отделений предстоит обезвредить по первой боевой мине. Нетрудно понять, как изменилось наше настроение после подрыва Командирова. Если уж опытный сапер подорвался, то что остается нам!

Подхожу к мине. Сбоку отлично вижу взрыватель. Его надо тихонько потянуть на себя, мина без взрывателя уже не опасна. Но почему так предательски дрожат руки? Снять взрыватель – дело нескольких секунд, а я стою в нерешительности, несколько раз наклоняюсь к взрывателю и не осмеливаюсь дотянуться до него. Наконец взрыватель, этот маленький стерженек с чекой и капсюлем, у меня в руках. Сердце радостно колотится. Не так уж это страшно!

Мы пережили первые минуты волнения и страха, и вот уже спокойно отыскиваем и обезвреживаем мину за миной – наши отечественные противотанковые в деревянном корпусе (ЯM-5). Мины расположены в шахматном порядке, на расстоянии трех метров друг от друга. Нахожу очередную мину, снимаю взрыватель, ставлю мину «на попа». В моем отделении шесть помощниц, бойцов-минеров. Одни собирают взрыватели, другие выносят мины на обочину минного поля, где специальный счетчик ведет учет снятых мин, складывает их в штабель. Часть поля к вечеру разминирована. В штабеле – 200 уже неопасных для человека мин. Каждое отделение обезвредило по 60–70 мин.

Три дня работы на минных полях проходят без происшествий. Наступает утро четвертого дня – 28 июля. Предстоит разминировать болото с мелким кустарником. Здесь искать мины менее сложно. Если в предыдущие дни работали на полях летней маскировки, где каждая мина надежно упрятана в земле, а поле выровнено, то на этом участке мины находятся в кустах, на поверхности, они лишь прикрыты травой и ветками. Яркая зелень мин резко контрастирует с болотной растительностью, их отлично видно. Заранее радуюсь этому. Пошла к первому кусту. Слышу недовольный голос Маруси Пашковой: «Почему ты сама снимаешь взрыватели с мин – спрашивает она. – Давай, сегодня я буду обезвреживать, а ты только ищи мины и ставь «на попа». «А ты хорошо знаешь, как это делается?» – спрашиваю ее. Еще более сердитым голосом она отвечает: «Я тоже прошла 70-часовую программу». И я разрешила ей обезвреживать мины.

Нашла первую в кусте, показала Марусе и пошла искать следующую. За моей спиной раздался взрыв, взрывной волной меня отбросило метра на три вперед, посадило в болото. Всё мое лицо, голова, руки были заляпаны жидкой грязью. Кое-как протерев глаза, я обернулась. Куста уже не было, а Маруся, вся обгоревшая, лежала в воронке от взрыва. Белое ситцевое платьице на ней выгорело, и сама она представляла собой обгоревший остов человека, но была еще жива. Я расслышала полные боли и горечи ее слова: «Девочки, передайте маме мою ложку, пусть она помнит меня». К нам сбежались минеры с других участков. Девчонки плакали. Марусю увезли в санчасть, через несколько часов ее не стало.

Это было мне хорошим уроком на весь период разминирования. В тот день трое бойцов у меня вышли из строя. Нина Афонина получила тяжелую контузию, а Александре Михайловой в ногу глубоко вонзился огромный осколок от деревянного корпуса мины. Так я и работала впоследствии с оставшимися бойцами-минерами. Девчонки отлично справлялись с выносом мин и взрывателей с поля.

Особенно трудолюбива была Зоя Селина, позже ставшая командиром отделения. Но больше я уже не доверяла никому из них обезвреживание мин. Мне же невероятно везло даже в самых экстремальных обстоятельствах, хотя порой страх сковывал всё мое существо. Бывало так: ищешь мину и никак не можешь найти ее. Наконец втыкаешь щуп у самых ног и чувствуешь, что стоишь на мине. И тут в голову лезет всякая чертовщина: вот сейчас крышка мины прогнется, выдавит чеку, и ты взлетишь в небо. Волосы на голове от этих мыслей встают дыбом, тело цепенеет, и несколько секунд не можешь не только сойти с этого опасного пятачка, но и пошевелиться. Но вот мина обезврежена, и работа продолжается в прежнем ритме…